Книга: Никто не узнает | страница 6

– Прости… – прошептали пересохшие губы. – Лучше тебе, Исай, теперь вовсе не искать меня… – сорвался хриплый смех с губ, когда я почувствовала, как одна рука соскальзывает, а следом вторая ладонь теряет хватку.

Всего секунда отделяет меня от падения.

Распахнув глаза, я хочу насладиться видом закатного неба. Пусть и не моего неба, пусть такого далекого от родного… Но даже этого у меня не выходит. Все, что видят мои глаза – высокий мужчина в черном костюме. Я не могу рассмотреть его лица, потому что он целится в меня из пистолета… Да и если бы я увидела его, разве бы это что-то решило? И перед тем как упасть, я думаю о том, что так даже лучше. Погибнуть от пули не так томительно долго, как по кусочку уступать в последней схватке со зверем. Такому даже брат не учил меня.

[1]

– Больно, мне так больно… – с моих рук капает кровь, я дрожу, и на мне насквозь мокрая майка. Я тяну свои бледные, покрытые красными ручейками руки к брату, и когда вижу испуг в его синих глазах, понимаю, как низко я пала, позволив себе нечто подобное.

Пока он перевязывает мои порезы, пока несет в машину и усаживает на пассажирское, пока брат гонит по ночным улицам в больницу, я думаю о том, что не достойна его любви. Он так много делает для меня, а я… снова сплоховала.

– Прости, – шепчут губы, пока он бережно укутав в одеяло, несет меня в здание, и когда его горячие руки вдруг покидают меня, передавая холодным, профессиональным рукам врачей, я испытываю жгучий стыд и чувство вины перед Исаем.

Боль, тонкой нитью, пронизывает мое тело и окутывает его огнем. Сантиметр за сантиметром она подавляет, вырывая из забытья. И когда зрение немного проясняется, и шум в ушах стихает не несколько децибел, я понимаю, что лежу на полу.

Справа у стены пятеро девушек, все они участницы моей команды. Прикрываю глаза, пытаясь воспроизвести в памяти все произошедшее со мной. А когда кадры последних минут сознания всплывают в мозгу, меня пробивает ознобом.

Я пытаюсь согнуть руку, пошевелить ногами, дабы понять, есть ли ранения и какой степени. Кое-как приподнявшись на локтях, смотрю на перебинтованную руку… Помню ту боль, когда железная хватка волка обрушилась на мою плоть… помню, как из последних сил я висела на том дереве, цепляясь за последние шансы остаться живой… Помню того азиата, целящегося в меня, и то, как я потеряла сознание, рухнув на землю.

Выходит, он убил не меня, а волка?

Голова закружилась, и мне пришлось лечь снова. Рядом стояла тарелка, от которой исходил аппетитный запах еды. Желудок свело голодной судорогой, но малейшее движение причиняло боль. Как бы сильно я не была истощена, но, похоже, ужин мне не получить. И в последний момент, перед тем как мои глаза закрылись, я заметила сидящую в углу Аню. Она рыдала, прижимая к себе колени, в спешке поглощая еду из своей тарелки.