Книга: Истинное наказание | страница 10

Машинально вытерев ее, посмотрела на покрасневшие влажные пальцы – и во мне будто тумблер переключили. Растерянность, непонимание, туманом дурманившие голову, сменились решимостью. Я ринулась к клетке и распахнула дверцу, приговаривая:

– Тише-тише, маленькая, сейчас мы все исправим. Сейчас мы тебя освободим, сейчас мы тебе поможем…

Я вновь столкнулась с совиным взглядом. Затем все произошло неожиданно, хотя, конечно, в целом-то вполне ожидаемо, если бы перед тем, как действовать по зову души, я бы все-таки подумала. Раненный хищник ринулся на меня, счел врагом, с неожиданной силой и настойчивостью налетал, молотил и так изувеченными крыльями, рвал когтями и клювом. Все вокруг щедро заливала наша общая кровь, и так же щедро нарастала боль от многочисленных ран. Мне казалось, я чувствовала не только свою боль, но и совиную, настолько много ее было.

Я пыталась защитить лицо и глаза, уворачивалась, выставляла руки и страдала от того, что сова калечила не только меня, но и себя добивала. Внезапно шум, крики и попытки расправиться со мной прекратились. Чуть подождав, я осторожно отвела от лица руку и увидела, что сова, раскинув в стороны искалеченные крылья, вновь сверлила меня желтыми умными глазищами, судорожно, урывками дыша. А еще наклонила голову и шевелила черными ушками, словно к чему-то прислушивалась.

Превозмогая боль, я осторожно стащила с себя мягкую, очень девчачью кофточку розово-серого цвета, которую надела утром на важную встречу. И намотала ее на правую руку, кожа на которой сейчас походила на лохмотья. Странно, при таких ранениях и кровопотере я должна бы уже при смерти валяться от болевого шока. А мне, конечно, дико больно, но почему-то на душе еще больнее, за животное обидно: до чего довели!

Я и сама себя поражала – понимала, что надо бы включить мозги, но следовала порывам души. Понимала, что поступаю нелогично и неразумно, но продолжала следовать именно этим порывам. И эта раздвоенность одновременно пугала и дарила небывалую легкость.

– Прости ты и я тебя прощу, – просипела я сове. – Доверься мне, я постараюсь помочь. Чем смогу… Хотя, конечно, мы в этой камере заперты, у меня совсем мало возможностей.

Птица медленно обернула головой едва не на триста шестьдесят градусов, словно проверяла, правду я сказала или нет. Однако дверей и окон в этой комнатке нет, я не врала.

Последующее движение совы заставило меня замереть, когда она двинулась в мою сторону, цокая когтями и волоча по полу за собой метровые полотнища мокрых от крови крыльев. Только непонятно, они больше в моей крови или ее. Птица остановилась лишь вплотную приблизившись ко мне, так и не отпустив моего взгляда, отчего ей пришлось запрокинуть голову. Наконец болезненный вопль, резанувший по сердцу и сова подтянула свои крылья ко мне, буквально обняв ими мои бедра.