Книга: Петербургские мечты. Две книги под одной обложкой | страница 61
С тех пор прошло пятнадцать лет, «копейку» сменила «четверка», потом «шестерка», а потом старенькая иномарочка неизвестной породы, которая ласточкой летала – по крайней мере, ему тогда так казалось. Потом были другие машины, которые он помнил и теперь, и вся жизнь практически так и измерялась – машинами.
В метро он не ездил, но нормальных девчонок вокруг было пруд пруди, и Василий Артемьев никогда никаких затруднений в этом вопросе не испытывал.
Поначалу были сокурсницы по станкостроительному институту – специальность «Машины и механизмы», – потом симпатяшки из заводоуправления, потом симпатяшки из бухгалтерии, потом лапочки из ОНТИ, отдела научно-технической информации, потом незамужние инженерши. Инженерши и те, что из ОНТИ, были образованные, умные, читали книжки и приглашали к себе ночевать не на первом свидании, а примерно на третьем, и очень этим гордились.
Как это ни странно, Василий Артемьев, то ли в силу природной чистоплотности, то ли оттого, что мать всегда говорила правильные слова об ответственности и чувстве долга, очень скоро от всего этого бабского внимания устал.
Ему надоело просыпаться поутру в чужих крохотных квартирах, на цыпочках пробираться в ванную, чтобы не разбудить родителей, спавших в соседней комнате, и младшую сестру, спавшую на балконе, принимать душ среди чужих, незнакомо пахнувших вещей, бесшумно обуваться и тихо-тихо притворять за собой дверь – чтобы никто не услышал. При этом он точно знал, что все слышат, что все обитатели квартиры осведомлены о том, что происходит за тонкой дверкой из ДСП, о том, что дочка «опять кого-то привела». Иногда его знакомили с родителями, и он знакомился, маялся, делал внимательное лицо, когда предполагаемый тесть рассказывал о том, какой он, тесть, был отличник на производстве, а предполагаемая теща, поглядывая въедливо и придирчиво, о том, какие у нее «на даче» плантации огурцов. Предполагаемая невеста смотрела в скатерть, как бы в смущении, хотя – Василий знал это совершенно точно – никакого смущения не испытывала. Или испытывала известное женское волнение, происходящее оттого, что в дом пожаловал «жених».
Лет в тридцать он решил, что всю эту мороку пора как-то заканчивать. Пора «остепениться», «завести семью и жить нормальной жизнью», тем более все институтские приятели уже были взрослые дядьки, имели детей и жен, и не по первому разу. А Василий Артемьев все ходил в «женихах», все ночевал по чужим домам, изредка приводил к себе подружек, которые так же зорко, как и их мамочки, поглядывали по сторонам, оценивали, прикидывали. Почему-то ему было неприятно, когда девицы приходили к нему в квартиру, и он всячески старался от их визитов уклоняться, и не понять было, в чем дело. Но как-то не готов был он делить невесть с кем свою личную жизнь, свой диван, свою кухню, где все было именно так, как ему хотелось, – кофейная машина, маленький столик с диванчиком, телевизор на подставке, его собственный мир, который был ему важен и нужен гораздо больше, чем девицы.