Книга: Украденная невеста для бандита | страница 4

На самом деле, я никогда не относилась к той категории девиц, которые блистали красотой с самого детства. До поступления в институт меня смело можно было назвать гадким утенком- длинная, тощая, плоская, немного сутулая от того, что стеснялась своего роста… Но вот это «московская девочка» действовало здесь, словно бы какой-то эликсир Афродиты- спустившись по трапу самолета, я вмиг преображалась в ту, на которую заглядывались все ребята улицы. Все… И даже Он… Самый красивый, сильный, смелый…

Марат Шейхсаидов был моей первой любовью. Первой платонической любовью. Тем взрослым парнем, который пробуждает в тебе девушку, заставляет сердце неистово биться, бабочкам в животе порхать со скоростью света, а глазам светиться, как звезды в небе.

Я влюбилась в нашего соседа, когда мне было десять лет. Смешно звучит, наверное, даже нелепо, но у кого такого не было. Помните те свои чувства? Они ли не самые искренние, чистые и прекрасные? С годами мы становимся умнее и рассудительнее. Но к этим неоспоримо прекрасным качествам примешиваются и другие… Расчет, терпение, цинизм, банальная осмотрительность и даже страх… Моя любовь к высокому угловатому мальчишке с густыми черными волосами была абсолютной и совершенно искренней.

Абсолютной и совершенно искренней была любовь к двухметровому красавцу с косой саженью в плечах, который вернулся из армии и так возмужал, что о его красоте легенды начали слагать… Марат негласно превратился в защитника всей нашей улицы. Здесь такая традиция- в каждом микрообществе есть самый уважаемый старейшина, у которого все просят советов, есть самый уважаемый молодчик, у которого все просят защиты… Отец всегда на это усмехался, но принимал, приговаривая: «Россия- страна улиц. Что на картах, что в путеводителях, что в умах людей»…

Когда Марат вернулся со службы в Ростове, мне было пятнадцать, а ему двадцать один. Немыслимая для моего девичьего восприятия разница в возрасте… Было лето и мы как раз только приехали в республику на каникулы, что не делали два года подряд, предпочитая Сочи или заграницу. Правда, многое изменилось. Дома мне запретили «слоняться» на улице, играя с местной детворой всех возрастов, что я так любила делать.

–Нечего тебе там шататься. Немаленькая уже,– пробубнил отец на мое возмущение, а потом смягчился и добавил,– приводи своих друзей к нам во двор, здесь и играйте, места полно!

–Да, вот именно! А то не дай Бог что…– добавляла мать, соглашаясь с мужем, впрочем, как всегда.

«Не дай Бог что» имело вполне себе четкие формы и очертания… В лексиконе матери и наших родственников-женщин все чаще стали звучать фразы «Фатя, надень юбку подлиннее, а то увидят и украдут»… «Фатя, не надо так губы блеском красить, а то какой приметит: утащит и испортит. Что тогда делать будем?»