Книга: Романтическая комедия | страница 23

– И на какую ступень ты намерена подняться? В смысле, какой у тебя план действий?

– Хочу писать беззастенчиво феминистские сценарии для романтических комедий.

– Что же делает романтическую комедию беззастенчиво феминистской? Ну, кроме саундтрека «Indigo Girls»?

– В основном качество сценария. А значит, и развитие персонажей. Когда фильм получается провальный, виной всему обычно ужасный или неубедительный сценарий – зритель не верит в искренность чувств героев, а потому не волнуется, разлучат их обстоятельства или нет. И еще одна больная мозоль: раньше героинь изображали этакими лапочками, которые пекут печенье и не замечают, что замарали нос мукой. А сейчас у них в жизни полный кавардак, они то просыпаются с похмелья, то их вышвыривают с работы. Я вот хочу писать героинь, которых идеальными не назовешь, но и полными неумехами тоже. – Я умолкла. – Вау, две пылкие речи подряд! Клянусь, я не такая уж гадюка.

– Ты совсем не походишь на гадюку.

– Наверное, уволюсь в конце следующего сезона, через год и месяц. – Забавно. Я никому еще об этом не говорила, даже Вив, Генриетте или своему агенту. – Выходит, проработаю к тому времени десять лет. Хотя кто знает? Может, и не получится разом обрубить концы.

– Я рад, что сегодня ты здесь. Спасла меня от самого себя. – Ноа показал на экран компьютера и, немного помолчав, добавил: – Спрошу, не удержусь… – Он постучал пальцем по листу с двумя столбцами слов.

– В первом столбце слова, которые цензорша канала разрешает в скетчах, а во втором – те, которые ей кажутся оскорбительными. Их она просит заменить. К мужской и женской сексуальности относятся по-разному. Двойные стандарты, кто бы мог подумать…

– Бред какой-то. Даже «розовая»? И «влажная»?

Вот когда Ноа произнес «розовая» и «влажная» подряд, я поняла нашу цензоршу – даму пятидесяти с чем-то по имени Дженис.

– Конечно, тут важен контекст. Если скажешь «красивый розовый свитер», тебе ничего не будет. Вся беда этих правил в том, что они и не правила вовсе. Просто мнение отдельно взятого человека.

– А бывало, что из-за цензуры ты искала обходные пути, а в итоге получалось даже лучше, чем задумывала?

– Конечно. И все равно мне лицемерие не по душе.

Ноа помолчал.

– Если бы мне позволили больше не петь «Июльскую страсть», я бы не жаловался. Я ее написал в восемнадцать и, конечно, за все ей благодарен – если уместно так выразиться. Передо мной открылось много возможностей. Но аккорды очень уж незамысловатые – и да, приторные. Я ее исполняю не ради удовольствия. – Встретившись со мной взглядом, он пояснил: – Сама понимаешь, фанаты всегда дают знать, если их в чем-то обделили.