Книга: Бедная Лиза | страница 35
Пикассо пожал плечами. Ну, разумеется, он припоминает. Он даже использовал одну из них, когда писал свой «Философский бордель»[9].
– Вот именно! – вскричал Аполлинер. – А знаешь ли, почему их фото оказались в газете? Потому что эти чертовы статуэтки были украдены из Лувра.
Пикассо нахмурился. Что значит украдены? Кем?
– Кем? – обычно веселый и жизнерадостный, Аполлинер впал в настоящее в неистовство. – Ты спрашиваешь – кем? Да им и украдены, этим скотиной Пьере!
Пикассо удивился. Если статуэтки были украдены несколько лет назад, почему же написали об этом только сейчас?
Ответ на этот вопрос оказался очень простым. Кража «Джоконды», как и следовало ожидать, вызвала в обществе приступ паранойи. В газетах стали публиковать фотографии и других предметов искусства, когда-либо похищенных из Лувра. В их числе оказались и статуэтки, который украл и продал им этот негодяй Пьере. Это значит, что теперь они оба окажутся на подозрении у полиции. Потому что одна статуэтка совершенно открыто стоит дома у Аполлинера, а другая – у Пикассо, а, значит, их могла видеть куча народу.
Пикассо, впрочем, уже успел обрести хладнокровие.
– Ерунда, – сказал он беспечно. – Мы просто спрячем статуэтки подальше, и никто про них и не вспомнит.
Полная физиономия Аполлинера исполнилась каким-то детским отчаянием. Он только головой покачал.
– Нет, – сказал он тихо, – не спрячем…
Оказалось, что, увидев публикацию в газете, Гийом вызвал Пьере, наорал на него и уволил. Услышав это, Пикассо схватился за голову.
– Как – уволил? Ты идиот! Он же захочет отомстить!
– Захочет, – кивнул Гийом, – еще как захочет. Больше того скажу: прежде, чем уйти от меня, он пообещал написать про нас в газету.
– В какую еще газету?
– Если бы я знал!
Пикассо отвернулся к окну. Молчал несколько секунд, потом сказал змеиным шепотом.
– Это ты во всем виноват…
– Я? – Аполлинер чуть не подпрыгнул от неожиданности. – Почему я?
– Да-да, – настаивал Пабло, – виноват ты и твой милый друг Жери Пьере.
– Он мне не милый друг, – рассвирепел поэт, – он всего только мой секретарь.
– Он секретутка, а не секретарь! – рявкнул Пикассо. – Это во-первых. Во-вторых, я не намерен из-за твоей глупости идти в тюрьму.
Лицо его переменилось, и он теперь глядел на поэта с превеликой надменностью. Аполлинер только руками развел. Из-за его глупости?! Выходит, это он заставил Пабло купить этих чертовых ибериек?!
На это художник ничего не ответил, он напряженно что-то прикидывал. Аполлинер следил за трансформациями его физиономии с содроганием. Друзья втихомолку звали Пикассо «Пабло-дьябло» – за его непредсказуемый характер и склонность к интригам. Одна из его возлюбленных сказала, что он использует людей как кегли: бьет по одному, чтобы упал другой. Вот и сейчас задумчивость Пикассо не предвещала окружающим ничего хорошего.