Книга: Принц Аревмута | страница 35

– Дорик, тут же война идёт, – успокоительно заговорил Агвес. – Ничего удивительно, что они здесь все настороже. Горцы. Хотя, судя по всему, война всё же не перешла за Горные врата. К счастью для Аревмута, – добавил он. – Может быть, действительно местные нас ещё не заметили?

– Нет, я уверен, что кто-то уже в курсе нашего прибытия. Вот те, – и принц указал на вздымающиеся у горизонта и, казалось, пронзающие облака синие вершины гор.

– Но даже если и так, что мы можем сделать? Мы на их земле, – пожал плечами Агвес.

Остальные спутники Дорика тревожно переглянулись. И все вопросительно уставились на своего предводителя.

– Надо быть начеку, – заявил принц. – Лигилин, я недаром обратился к тебе. Попрошу тебя быть повнимательнее, из всех нас у тебя самый отменный слух.

– И голос, – проворчал кто-то из заднего строя. Понятно – кто.

Ни Дорик, ни его друг даже не обернулись.

– Лигилин, друг мой, ты помнишь, как мы познакомились?

– Ещё бы! Конечно, помню. Я тогда подростком приехал на королевский турнир в столицу Матуну. Меня пригласил мой дядя Герос, он тогда был главным конюхом при дворе вашего отца, мой принц, – с гордостью произнёс Лигилин. – Я приехал по его приглашению…

– Петь, – опять послышался из задних рядов голос Ворчуна.

– Что ж, если дядя Герос не позволил мне принять участие в состязаниях, считая, что я ещё слишком мал для этого, то вот петь мне никто не мог запретить, – гордо заявил менестрель и с вызовом посмотрел на лица друзей.

Они несколько смущённо переглянулись. Прекрасный голос Лигилина и его песни были известны по всему королевству.

– Не сомневаюсь, что сейчас и на самом турнире ты был бы одним из лучших, и наверняка бы удостоился венка победителя, как сделал это в своей Лигилии, – улыбнулся Дорик. – А тогда я вспоминаю, как ты пробирался сквозь толпу на площади и, чтобы пройти, играл на своей лютне и пел про странника, что заблудился в лесной хижине.

– В таверне, – поправил его Лигилин и тоже улыбнулся. – А что мне было делать, если толпа была такой большой, что для того, чтобы они расступились, требовалось им что-то спеть, чтобы привлечь их внимание…

Внезапно он замолк, повернул голову направо, к чему-то прислушиваясь, а затем поднял над собой руку, сжатую в кулак, призывая к тишине.

Все замерли, осадив лошадей, и тоже прислушались. Но кроме фырканья своих коней и шелестящих на деревьях листьев не могли разобрать никаких других звуков. И вопросительно посмотрели на менестреля.

Тот, предупреждая возникший у всех вопрос, утвердительно кивнул головой: