Книга: Неожиданный наследник | страница 5

По мере изложения прожекта Алексея Екатерина сначала удивилась жестокости и цинизму замысла, но быстро нашла себе оправдание. Ведь именно на неё возложена тяжкая ноша по управлению Россией. И ни один человек не должен стоять на этом пути. Она одобряла план Орлова, надо только всё хорошо обдумать. Но вдруг своё слово решил вставить её любимый Гриша.

– Это не по-христиански! – воскликнул старший из братьев, – Одно дело держать царевича в каземате и совсем другое задумывать подобное! Лёшка, ты о чём глаголешь?

Императрица в очередной раз поймала себя на мысли, насколько различаются братья. Алексей предложил замечательный выход из создавшейся ситуации. Пусть он и выглядит весьма неприглядно. А вот старший Григорий сразу начал возмущаться. Жалко, что она так ошиблась, выбирая себе опору. Именно Алексей больше подошёл бы на роль фаворита. Но Гриша ей люб, ведь сердцу не прикажешь. Что же делать?

– Алексей Григорьевич, пока утвердим твою затею, – наконец ответила императрица, – А с твоим братом я обсужу всё позже.

Тут раздался стуку в дверь. Влетевший в залу дежурный офицер был бледен и с трудом выдавил:

– Его Высочество скончался!

Сентябрь 1764 года, Шлиссельбургская крепость, Российская империя.

Кап-кап. Эти надоевшие звуки, будто молотком били по голове. Видать, снова протекает крыша, и чинить её пока не собираются. Оно и немудрено, ведь осенью опять натечёт воды и придётся начинать сначала. Или осень уже наступила? А какой сейчас вообще месяц? Хотя, неважно. Я давно потерял счёт даже годам. Сколько меня здесь держат, одному богу известно.

Странно, что я выпал из своего обычного забытья. Ведь так хорошо уйти в мир грёз и не видеть опостылевший и полутёмный каземат, пропитавшийся нечистотами. Сам я давно не замечаю ужасного запаха, идущего от моего тела или гнилого матраца, служащего мне постелью. Но кривая рожа надзирателя, который входя в каземат, обматывает её платком, говорит о многом. Охранник думает, что я ничего не замечаю. В том числе плевки в миску с варевом, которое не стала бы есть даже собака. Сначала мне приходилось изображать некую отстранённость, дабы уйти от назойливого внимания тюремщика. Но затем сладкое забытьё стало отдушиной, позволившим не обращать внимания на происходящее вокруг. Далее я перестал понимать, где сон, а где явь.

А ведь сначала всё было не так уж плохо. Если первые дни заточения в небольшой и сырой комнате, можно обозначить таким словом. Но затем моя жизнь начала превращаться в кошмар, потому я и хотел быстрее забыть о происходящем.