Книга: Мои убийственные каникулы | страница 17

Она слегка замедляет шаг, и я едва не сношу ее с ног – так трактор подминает одуванчик. Мы останавливаемся лицом к лицу, но штука в том, что я на десяток дюймов выше ее, так что ей приходится задирать голову и морщиться от солнца. У меня екает в груди – ох, до чего же я не люблю это ощущение!

– Так это вы нашли тело, – говорю я, изо всех сил изображая профессионала, коим и являюсь.

Сделал свое дело – и ищи-свищи. Никакой вовлеченности. Таково мое кредо. Таков я сам.

Она останавливает взгляд на моих губах – ненадолго, но и этого достаточно, чтобы мне показалось, что я надел трусы на пару размеров меньше положенного.

– Ух…

Почему при мысли о ней я потею как подросток, несмотря на соседство мертвеца? Причем довольно свежего. Это зрелище не для нее. Видеть такое ни к чему женщине, поливающей цветочки и стукающейся лбом о дверь.

– Лучше скажите, что незамедлительно покинули дом. Вдруг там оставался убийца?

– Нет. – Она морщит носик. – Мы не спешили уйти.

«Мы», значит… Я хмыкаю – при приступе изжоги лучше не пытаться разглагольствовать. Есть у меня этот изъян – изжога, причина дурного нрава. Или наоборот.

– Вы с мужем?

– Мы с братом.

Куда подевалась изжога? Этот прихотливый недуг накатывает и отступает, как волны в море.

– Так вы здесь с братом. – Мне хочется услышать подтверждение, и я глушу облегчение кряхтением.

Она серьезно кивает.

– Личность нашедшего тело – информация первостепенной важности. Она должна фигурировать в деле.

Я отчаянно борюсь с желанием улыбнуться. Не иначе у меня нелады с головой.

– Мы не называем это «делом», Дюймовочка.

Она наклоняет голову набок – признак любопытства.

– Как же вы это называете?

– Старомодно и скучно: «заметки». Сама работа обещает быть такой же: скучной и скоротечной. Начать и кончить. Чувак подглядывал за компанией девчонок и был изобличен. Папаша психанул. Препирательства, перерастающие в рукопашную, приводят к смертельному исходу чаще, чем принято думать. Либо один уступает и жаждет мести, либо другой не желает давать спуску. Так и здесь.

– Вас наняла Лайза Стенли, сестра Оскара?

– Технически – да, но я оказываю услугу ее бойфренду.

– Вы с ней беседовали? Она говорила вам об обстоятельствах вокруг версии со смотровыми глазка́ми?

Я презрительно фыркаю.

– Так вы – сыщица-любительница? Насмотрелись сенсационных документалок на Нетфликсе и возомнили себя почетным бойцом сил правопорядка?

– Вообще-то я предпочитаю подкасты…

Теперь мой стон слышит вся улица.

– …но это не важно. Мне всегда нравилось все раскладывать по полочкам. Например, я вижу на вашей рубашке ниточку, и у меня руки чешутся ее оторвать. – Она манит меня к себе, и я подчиняюсь, подпускаю ее к ниточке, а на самом деле позволяю ей меня трогать. – Зачем две дырки, если целью было снимать постояльцев на камеру? Хватило бы одной. Нет, в какой-то момент некто подглядывал собственными глазами. Но это никак не мог быть Оскар Стенли: он просто не поместился бы в такой тесноте.