Книга: Бывший папа. Любовь не лечится | страница 9

«Назар», – слабо шевелю онемевшими губами.

Это галлюцинация. Я отключилась и опять вижу страшный сон. Бесконечный кошмар, от которого не избавиться и не скрыться.

Крохотная надежда, что мы сможем сделать вид, будто не знаем друг друга, и мирно расстаться, разбивается об его хлесткий, ледяной, пропитанный гневом вопрос:

– Сколько месяцев ребенку?

* * *

Наша зрительная сцепка причиняет острую боль и доводит меня до безумия. Хочу зажмуриться, но вместо этого смотрю на бывшего мужа широко распахнутыми глазами. Тело не подчиняется мне, будто парализовано полностью, от макушки до пальцев ног. По щекам градинками скатываются горячие слезы. Слова застревают в горле, царапая его изнутри и безжалостно раня шипами.

Я не готова к встрече с Назаром, тем более, при таких обстоятельствах. Мне казалось, он до сих пор заграницей. Где угодно, но только не здесь – в самой недорогой палате реабилитационного центра.

Не время и не место для признаний. Но, кажется, он и так все понял…

– Четыре месяца, если я правильно запомнил, что сказала Надежда, – невозмутимо бросает Вячеслав Никитич, с ободряющей улыбкой покосившись на меня. – Что-то не так, Назар Егорович? – переводит взгляд на застывшего в дверях Богданова.

Назар становится темнее грозовой тучи, хмуро сводит брови, прищуривает золотистые глаза, которые сейчас кажутся желтыми, как у демона. На дне зрачков, в гневном пламени читается немой укор: «Почему не сказала?» Слабо, чуть заметно качаю головой в ответ. Говорить внятно по-прежнему не могу. Я бы пожелала себе смерти в этот момент, но нельзя: я нужна сыну. Нашему сыну.

Смяв в руке бумаги, Богданов наклоняет голову, медленно изучая меня, будто видит впервые и не узнает. Останавливается на моих обездвиженных ногах, безвольно покоящихся на постели. Вздрагивает, словно просыпаясь. Меняется в лице. Вновь испытывает меня взглядом, только уже другим – снисходительным и наполненным жалостью. Такой вынести еще тяжелее.

– Та-ак, принимайте соседку, – раздается из коридора тяжелый голос медбрата. – Придержите дверь, – летит вдогонку, а в палату въезжает коляска с полусонной бабулей, колесом упирается Богданову в ногу, и он, очнувшись, поспешно уступает дорогу. – Извините, Назар Егорович.

– Палата двухместная, – произносит мой бывший не вопросительно, а, скорее, задумчиво. Осматривает помещение, провожает взглядом медбрата, заторможено наблюдает, как тот укладывает грузную, охающую пациентку на койку у противоположной стены.

На меня старается не смотреть, будто ему неприятно мое присутствие. И вся ситуация в целом. Не осуждаю его за это. Мне тоже плохо рядом с ним.