Fb2Книга: Наследие | страница 32
– Они не побирушки. Ни хера ничего не просят.
– Они не побирушки.
– Вишь, стоят.
– Стоят.
Лена смеялась, глядя на детей с их оружием в руках.
– Предложи им поесть, – сказал Ксиобо.
Лена достала из своего шкафчика две чаши человеческого размера, наложила в них из большой бадьи варёного риса с тушёными овощами, поставила на край стола и положила две ложки.
– Ешьте! – Она сделала пригласительно-смешной жест руками.
Близнецы посмотрели на чаши.
– Ешьте, ешьте! – Она подтолкнула детей к столу. Дети переглянулись.
– Еда! – Лена показала на чаши и смешно изобразила поедание. – Ну ешьте же, мать вашу!
Дети уставились на необычную еду. Лена снова подтолкнула их. Они подошли к столу, взяли ложки, не выпуская из рук своё оружие. И попробовали еду. Еда была очень необычной. И пахла необычно. Но было ясно, что это еда. Которую недавно ели эта маленькая верещащая, как белка, женщина и сидящий за столом гигант.
Плабюх и Хррато стали осторожно есть, стоя у стола.
Так началась их жизнь у Ксиобо и Лены.
В то солнечное весеннее утро большой и маленькая приютили Плабюх и Хррато. Почему? Зачем? Никто из супругов не пытался это объяснить друг другу. Словно так и полагалось. Близнецы тоже не понимали, почему они остались в этом огромном доме. Наверно, потому что не знали, куда идти дальше. Можно было убежать после завтрака. Но они не побежали. Вид гиганта Ксиобо перестал их пугать. Наоборот – в его спокойствии возникла какая-то притягательная сила, словно они попали в зону притяжения. И в этой зоне было спокойно, как в лесу.
Ксиобо и Лена решили жить вместе четыре года назад, когда гигант, хорошо заработав в Бийске на рытье братских могил, решил разгуляться. Выпив три ведёрных стакана гаоляновой водки и натрескавшись свинины с лапшой, он направился в местный публичный дом, где, судя по рекламе, работали две большие женщины. Но не повезло: одна из женщин оказалась больной коровьим гриппом, другую увели в баню демобилизованные алтайцы. Ксиобо хотел было по пьяни (трезвый он был само спокойствие) проломить кулаком что-нибудь в поганом борделе, но его остановила матерной тирадой крохотная проститутка:
– Что ж ты буром прёшь, коли не ебёшъ? Будь благородный ван, не ссы на диван, не перди в окно, не ешь говно, не качай права, не жуй дрова, не маши елдой, не будь мордвой! Радость не в невъебенной пизде, а в нежной и сладкой узде, отведаешь моего тьян де, забудешь о большой пизде!
Проститутка была ему по колено. Голая, с крохотными сиськами и стройными ножками. На её плечах сияла накидка из живородящей бижутерии. Бандерша борделя рассыпалась в извинениях и обещаниях: