Книга: Фаза 3 | страница 31

Вот и все.

– Первочеловеку почтение и благодарность!

Матьё подкрался так незаметно, что Адам вздрогнул. Поцеловал его в щеку, потом в другую. От него пахло табаком, опилками и каким-то одеколоном, неожиданным образом придававшим этим земным запахам изысканность и благородство. Адам попытался скрыть радость, но губы сами собой расплылись в улыбке, и раздражение тут же испарилось, будто его и не было.

– Извини, опоздал.

Глаза того цвета, который принято называть цветом морской волны, тесная черная майка под кожаной курткой, волна длинных темных волос.

– Кто-то прыгнул на рельсы. Мы простояли двадцать минут.

– Ты серьезно?

– Несчастный случай. Вернее, самоубийство.

– Кто-то его толкнул?

– У тебя американский ход мыслей. Мы здесь, в Европе, от убийств воздерживаемся. Несчастен – разбирайся сам с собой.

– Не особенно оптимистично.

– Я здесь не для того, чтобы нянчить твой оптимизм.

– А для чего ты здесь?

Матьё окинул его взглядом с головы до ног. В одну из первых встреч он спросил Адама, уж не работает ли тот моделью для какого-то из знаменитых парижских домов моды. И долго хохотал, когда узнал, что Адам никакая не модель, а нейрофизиолог, ученый. Исследователь функций головного мозга.

– Как это – для чего? Голоден как волк. Что бы ты съел?

– Не знаю. – Адам пожал плечами. – Гамбургер?

Матьё прыснул:

– Гамбургер! И после этого ты смеешь утверждать, что любишь Францию! Ну нет. Сегодня – лягушачьи лапки.

– Шутишь?

– Taste like chicken, – произнес Матьё с неистребимым французским акцентом, положил Адаму руку на плечо и засмеялся. – Тебе понравится.

Они пересекли широкий бульвар и свернули на Рю Суффло. Голуби на мостовой неохотно посторонились. Окна террас ресторанов прикрыты полупрозрачными зимними жалюзи, по периметру установлены инфракрасные обогреватели. Матьё обнимал его за плечи, он совершенно не стеснялся публично выказывать нежность. Есть ли хоть одна другая страна, где любовь во всех ее проявлениях кажется не только естественной, но и главной составляющей жизни?

Под окном одного из баров целовалась парочка. Из окна доносилась музыка – на удивление, живая, не запись. Небольшая группа музыкантов – ударные, контрабас, скрипка и обязательный аккордеон. Город любви…

– Вот здесь, – сказал Матьё и показал на другую сторону. – Рю Сен-Жак.

Они пропустили несколько машин и перешли улицу. На холме, в мутном вечернем небе, четко вырисовывался подсвеченный купол Пантеона. Рука Матьё по-прежнему лежала у Адама на плече. Лягушки? Почему бы нет?

Гейл задержалась перед зеркалом освежить макияж. Много времени не потребовалось: добавила немного румян и провела помадой по губам, достав из сумочки тюбик. Девушка в магазине уговорила купить, хотя гигиенической помадой она не пользовалась с подросткового возраста. Посмотрела на Гейл с профессиональным участием и назидательно произнесла: губы, как и кожа, нуждаются в постоянном увлажнении. В ванной у них все снабжено этикетками, крупные черные буквы на белом фоне: МЫЛО, ЗУБНАЯ ПАСТА, ГЕЛЬ ДЛЯ БРИТЬЯ, ПОЛОСКАНИЕ ДЛЯ РТА.