Fb2Книга: Кукушонок | страница 47
Эрика села за компьютер и размяла пальцы, прежде чем войти в «Гугл». Ее успех с биографиями писательниц и криминальными сюжетами объяснялся прежде всего умением ухватиться за самые неуловимые и ускользающие от менее внимательного глаза детали. Но с Лолой возникли другие проблемы. Слишком мало информации, Эрике не от чего было оттолкнуться. Стокгольм начала восьмидесятых. Пожар в квартире в Васастане, где сгорели женщина, рожденная мужчиной, и ребенок… Сведения об этих событиях на удивление скупы, как будто кто-то постарался стереть любое воспоминание о Лоле и ее девочке. Трансгендерам и сейчас нелегко, что уж говорить о восьмидесятых…
Ни одно из немногих совпадений по запросу Эрики ничего не обещало. Она удалила из поисковой строки слово «убийство». Оставила «Стокгольм», «трансгендеры» и «восьмидесятые», но это мало что изменило. Неужели с тех времен действительно ничего не осталось? Ни фотографий, ни историй, ни репортажей, ни людей, которые могли бы сделать более ощутимым тот мир, дать ему лицо?
Эрика была разочарована, но продолжила поиск. Наконец наткнулась на фотографии Кристера Стрёмхольма. Ей, как и многим, нравились его снимки квартала Пигаль в Париже пятидесятых-шестилесятых годов, мир трансгендеров, который средствами своего искусства стремился постичь отец шведской фотографии. В работе Рольфа, виденной Эрикой в журнале Вивиан, тоже чувствовалось влияние Стрёмхольма, что ни в коей мере не лишало ее оригинальности. Эрика не могла забыть тот снимок.
В то же время работы Кристера Стрёмхольма заставили ее по-другому взглянуть на собственный интерес к этой теме. Был ли это взгляд любопытного в незнакомый, экзотический мир, волнующий кровь своей непохожестью на привычный? Наедине с собой Эрика в полной уверенности могла утверждать, что это не так. Что она ни в коем случае не стремится подогревать нездоровый интерес публики к тем, в кого и без того достаточно тычут пальцами, и судьба Лолы интересует ее не потому, что та родилась мужчиной. Но Эрика была готова и к таким обвинениям в свой адрес.
Она встала и принялась ходить взад-вперед по своему маленькому кабинету. От вида на море из окна второго этажа у нее всегда перехватывало дыхание, а теперь непроницаемая пелена тумана начала рассеиваться. Писательство – одинокая работа. Сколько часов провела Эрика в этом кабинете наедине со своим творческим беспокойством? Но взгляд на море всегда внушал умиротворение, давал ощущение, что она – часть чего-то большего. Смешно, но именно теперь, когда Эрика добилась успеха, покой как никогда стал для нее на вес золота. Чем лучше продавались книги, тем агрессивнее наседал внешний мир. Интервью, подкасты, пиар-поездки за границу, книжные ярмарки и толпы читателей в погоне за ее автографом. Слишком много того, что отвлекало ее от главного – творчества и семьи.