Книга: Трудно быть феей. Адская крестная | страница 11

Те, кто издалека забредали, хорошо упакованными приходили: в мешках и разносолы находились, и сладости, к которым Соловей к старости пристрастился. Да и золотишко обнаруживалось в потайных кармашках: чай в дальней дороге без денег никак. А банкам и дорожным чекам нынче люди не доверяли.

Вон по весне лопнул банк «МММ» – три медведя по-простому. Держали его Марья Потаповна, Михайло и Мирон Потапычи – два брата и сестра. Денежек с народа собирали целый год, обещая великие прибыли. И поначалу исправно те проценты выплачивали, а потом в одно прекрасное утро взяли да слились в южные края, что по ту сторону моря-океана. А вкладчики с пустыми кубышками остались. Сыскари с ног сбились, да толку-то: медведей и след простыл. Вот теперь чешет репу министр финансов короля Ересея Похмелевича, что делать да как разбушевавшуюся чернь успокоить и деньги в казну вернуть.

Соловей сыто ухмыльнулся в бороду, дожевал кусок грудинки вприкуску с горбухой каравая, запил пивом. Он-то вклады свои со счетов медвежьих поснимал через полгода, крепко помня слова покойного батюшки: «Жадность полуверицу сгубила». Потому в наваре остался и ни медяка не потерял. А челяди, боярам да князьям жадность глаза застила, вот и погорели они все как один.

Соловей спрыгнул на землю, подобрал книжицу, перелистал страницы и вытащил закладку. Вздохнул протяжно, оглянулся по сторонам – не видит ли кто – и торопливо поцеловал карточку. И показалось ему, что Горынья Змеевна слегка бровки свои расхмурила и вроде как улыбается краешком губ своих сахарных.

Дочь Змея Горыныча была чудо как хороша! Русая, ниже пояса, коса толщиной с молодой десятилетний дубок, плечи широкие, бёдра крутобокие, брови вразлёт, ветреная чёлка, нос курнос, веснушки золотыми приисками по щёчкам румяным. Глаза что твоё море – сине-зелёные. А уж грудь-то, грудь! Не чета некоторым.

Ох, любил Соловей, Одихмантьев сын, славных дочерей русичей более всех жён на свете. Потому и любушку себе румяную да светловолосую приглядел. Хоть до сих пор и удивлялся: ну от кого у страшилища трёхголового такие дочки-красавицы уродились? Тесть молчал, тайну не сказывал, про мать девочек не рассказывал. Даже ядрёный самогон на мухоморах Бабы-яги за столько лет не помог: на крепкий узел завязал змеиное жало батюшка и молчал, как немой на допросе.

Соловей сердито засопел, отгоняя образ тестюшки и всех прочих некоторых, что ввели во искушение. Прошёлся до бурелома, поднял столетний поваленный дуб, открыв проход на поляну перед пещерой. Осмотрелся, огляделся, никого не обнаружил и зашёл внутрь горы. У дальней стены отвалил камушек и достал вещицу, замотанную в кожу выделанную, непромокаемую. Зачерпнул ковшиком воды из источника, напился от души, отёр от капель усы с бородой и вышел на свет божий. Возле входа присел в ветвях выкорчеванного дерева, уложил на камень перед собой поклажу и развернул.