Книга: Трудно быть феей. Адская крестная | страница 13
Вечерело. Солнце цепляло верхушки деревьев, воздух наполнился ароматом ночных трав и цветов. На границе Вечного леса засветились светляки, несущие вахту. Очередная лиса тихо скользнула в кусты, заняв наблюдательный пост. Соловей-разбойник развалился в гнезде, закрыл глаза и щёлкнул пальцами. Закачалось лежбище на цепях, натянутых между семи дубов, убаюкивая грозного разбойника. Засопел он вскоре плавно, а потом и похрапывать начал тихонечко. Маковки деревьев лишь слегка склонялись к земле, как при ветре сильном.
И снилась ему Горынья Змеевна. Потчевала Соловушку любимая жена лакомствами заморскими, пирогами с грибами, ягодами мочёными, сидела напротив муженька за столом, подперев щёчки свои маковые ладошками белыми, и влюблённо, как в юности, поглядывала из-под чёлки ветреной на бывшего разбойничка. Заулыбался во сне злодей, повернулся на другой бок, подложил обе руки под щёки и захрапел пуще прежнего.
Светляков сдуло в тот же миг, а продуманный лис-разведчик, привязавший себя к веткам дерева, подлетал и опускался над землёй, словно шар воздушный фигуристый. Незаметной тенью скользнул от пещеры ужонок и помчал на доклад к фее Амбрелле, королеве Вечного леса, во владеньях которой засел лиходей.
Глава 3. Цвет настроенья – в стельку
Его величество Ждан Первый Беспардонович – в народе именуемый не иначе как «Наш Ждуняша» из-за долгой холостяцкой жизни – приканчивал вторую бутылку горячительной гномьей смеси под названием «Северное сияние одинокого ерша». Напиток был убойным, а рецепт – секретным. Гномы хранили его втайне и передавали из поколения в поколение исключительно младшим сыновьям в устной форме из-за боязни промышленного шпионажа.
Многие алхимики разных царств-государств пытались разгадать секрет «Сияния ерша», но, увы, тайный ингредиент не открывался никому. А именно благодаря ему алкоголь сыскал себе народную славу и признательность: упиться им можно было до состояния ползающих фей, воющих голосами анчуток гимн всех алкоголиков «Цвет настроенья – в стельку», или до полной потери головы. Или голов, как случилось однажды у Горыныча после рождения первой и единственной дочери. Знатно тогда змей надрался. Да так, что с утра в зеркале две головы не заметил и носился по горе своей змеиной двое суток, сокрушаясь и причитая, пока хмель не выветрился, а пропажа, протрезвев, не выползла из-под крыльев.
«Северного ёршика» любили за то, что в го́ре он помогал забыться до полного беспамятства, в радости – развернуться душой и телом на весь солнцеворот. Но наутро голова от него не болела, ихтиандры не страдали, а на сердце становилось легко и спокойно.