Книга: Трудно быть феей. Адская крестная | страница 29

Мысли разнообразные хозяйственные и пустотелые крутились в голове Чоморы, загоняя страхи поглубже. Впервые хранительница не знала, что делать и от кого помощи ждать. Ни мать её, ни прабабка не сталкивались с такой напастью. Да и в летописях фейских не встретилось ни строчки про несчастную любовь феи к человечку и про её разрушительные последствия.

Чомора поднялась и подошла к комоду в самом дальнем углу комнаты. Задумалась на мгновение, кивнула сама себе и открыла верхний ящик. Порылась нетерпеливо, разыскивая потрёпанную записную книжицу. Когда нашла, аккуратно разгладила обложку и вернулась за письменный стол. Достала чистых листов лилейника, взяла заострённую палочку и стала писать записку подруге своей старинной Яге Берендеевне Бабкиной.

Вспомнив подружку, Чомора расплылась в довольной улыбке: «Яга она и есть… Баба-яга», – фыркнула про себя, припомнив, какое прозвище придумали ученицы в лесной школе чар и магии Ягуше, чтоб на место зазнайку поставить. Как же, как же, самого царя Берендея дочка за одной партой с простыми хранителями учиться будет. Потом, конечно, дружба наладилась, да имечко так и осталось. Ещё и в мир ушло. Так и звали её людишки Бабой-ягой с давних пор и по сей день.

Записочка написана, ворон вызван и отправлен к Яге. Осталось только дождаться ответа от Берендеевны и в гости отправиться с надеждой на помощь. Чомора тяжело поднялась, опираясь на столешницу обеими руками, и отправилась на кухню с очередной проверкой: всё ли к ужину готово да какие сладости Эллочке наготовили. Может, захочет чего, деточка, а то с лица спала страшно, так и до кикиморы дохудеется.

Над Вечным лесом сгущались тучи грозовые, тёмные, со стороны северной заходили, к границе подбираясь. На окраинах уже пахло грозой. Три охранные сосны верхушки склоняли от ветра, а осинки и вовсе от страха тряслись. Где-то далеко грянул гром, полыхнула молния, отражаясь в зеркалах туч. Что-то несли они в себе нехорошее, бездушное. Но никто пока о том не ведал.

Словно сквозь туман пробивались к Амбрелле слова старой няньки, но отвечать не хотелось. Да и отвечать нечего. Отправила на помощь лесу сорокопутов и дубынь, и снова замерла, сидя в кресле возле окна, равнодушно наблюдая, как текут по небу облака белые, перистые. Не понимала королева, что с ней происходит. Вроде и любви к бывшему мужу в сердце более нет. Да вот поди ж ты, задела-зацепила её женитьба Ждана до самой сердцевины души.

Что-то мутное, тягучее и обжигающее поднялось из глубин, захотелось если не отомстить, то сильно напакостить. А ещё лучше – болью отравить, чтобы понял неверный, каково это – любить и мучиться столько лет безответно, ждать и надеяться, что одумается и вернётся. И не понять, что страшнее мучило душеньку: крылья отобранные или любовь растоптанная.