Книга: Цеховик. Книга 4. Подпольная империя | страница 37
Они сейчас излучают фотоны, как прожектора противовоздушной обороны.
– Это жине… заявление. У-сёк?
– Какой жене?
– Не! Не жене, это же не… за…явление, а за…писка… Усёк? Наливай, Наташка! Зять пришёл…
Блин, кто его за язык тянет со своим зятем.
– Горько!
Твою ж дивизию!
– Давай холодец!
– Пап, нет холодца. Будешь пельмени?
– А где холодец? – по-детски наивно спрашивает он, точно Женя Лукашин из «Иронии Судьбы».
– Пельмешки хочешь?
– Хочу, – подумав, соглашается Рыбкин и со стоном бьёт себя ладонью по лбу. – А холодца-то нет! Про*бошили холодец! Ы-а-а! Егорка! Не виноват я! Порвал, сука, мои показания. На мелкие кусочки…
Он рассказывает о подлом генерале с большим звёздами снова и снова, и из глаз его начинаю течь слёзы.
– Порвал, сука… Вот такая звезда, вот такущая… Я, говорит, тебя, Генка, во!
Наташка убегает на кухню. А Генка плюёт в ладонь и складывает пальцы в большой кукиш, демонстрируя это самое «во».
Наконец, пельмени оказываются сваренными и мы ведём чуть живого дядю Гену за стол. Быстро и без разговоров едим и тащим, клюющего носом участкового в постель. Он не сопротивляется и даёт себя уложить. Я поворачиваю его на бок и на всякий случай подтыкаю одеялом и подушками, чтобы он не перевернулся на спину.
– Спасибо, – вздыхает Рыбкина.
– И тебе спасибо, – говорю я. – Пельмени сама делала?
Она кивает.
– Молодец ты, Наташка.
– Знаю, – снова кивает она со вздохом.
– Ну ладно, пойду я. Времени много уже…
– Погоди, – удерживает меня она и, взяв за руку, подводит к разложенному и застеленному дивану. – Присядь. Я тебе скажу просто и всё. Быстро, не беспокойся.
Мы садимся на самый край и какое-то время просто сидим молча, не глядя друг на друга.
– В общем…
Она вздыхает. Видно, что волнуется, не зная как начать. Кусает губы. Руки теребят краешек подола короткой ночнушки.
– Ладно. Я вот, что хочу тебе сказать… Я согласна… Давай просто будем друзьями. Или братом с сестрой…
Я недоверчиво смотрю на неё.
– Не беспокойся, я смогу. И больше не буду мучить тебя своими чувствами …
Она снова вздыхает и отворачивается. Мне кажется, пытается не зареветь…
– Короче… Если тебе сейчас не до чувств, я подожду. Делай, что хочешь, ты мне ничего не обещал… Но я думаю, что ты… – она опять вздыхает.
Я опускаю глаза и слежу за её пальцами, сворачивающими и разворачивающими край ночной сорочки. Смотрю на острые колени, на красивые руки… и отворачиваюсь. Ну не хочу я подвергать её риску. Не могу. Лучше пусть помучается, зато останется живой… Такое чувство, будто я сам себя пытаюсь уговорить и не верю. Сам себе не верю…