Книга: Непокорные | страница 29

Отложив книгу, она сняла ожерелье и, потянувшись, положила его на комод, стоявший рядом с кроватью. И не сдержала вздоха: шорох и звон свидетельствовали, что ожерелье соскользнуло на пол. Вайолет свесилась с кровати, но не смогла разглядеть блеск золота; возможно, оно закатилось под кровать. Чертыхаясь, она выбралась из кровати и скрючилась на полу, пытаясь нащупать ожерелье. Но ее пальцы нашли только пыль. Может быть, каким-то образом, оно упало за комод? Ей следовало быть аккуратнее. При мысли, что она могла потерять ожерелье, у нее защемило сердце. Это правда – няня Меткалф не раз говорила об этом, – что оно довольно уродливо: неправильной формы, почерневшее от времени. Но это все, что осталось у нее от матери.

Кряхтя от напряжения, Вайолет отодвинула комод, передернувшись от скрежета, с которым тот проехался по половицам. Она выдохнула, заметив ожерелье, припорошенное пылью. Она уже не помнила, когда в последний раз ее комнату убирали как следует: Пенни, их горничная, только наскоро смахивала пыль раз в неделю. Чувство вины кольнуло Вайолет. Она знала, что Пенни побаивается ее с тех пор, как Вайолет убедила ее заглянуть в шляпную коробку. Ей просто хотелось показать Пенни прекрасные золотые полоски на лапках Золотца. Она никак не могла предположить, что их горничная, как выяснилось, ужасно боится пауков и упадет в обморок.

Наклонившись, Вайолет достала ожерелье и уже собиралась задвинуть комод обратно, как вдруг что-то заметила. На стене виднелась буква, выцарапанная на белой краске обшивки, наполовину спрятанная под слоем пыли. Это была буква «В» – та же самая, что была выгравирована на кулоне у нее в руке. Аккуратно очистив стену от пыли, она обнаружила и другие буквы; было похоже, будто их старательно прокорябали булавкой или – она вздрогнула – ногтем. Буквы складывались в слово, которое отчего-то казалось родным и знакомым, будто давно забытый друг, но Вайолет не могла припомнить, чтобы видела его раньше.

Вейворд.

Кейт хватает сумку и бежит к машине.

В зеркале заднего вида она видит, что птицы – наверное, вороны – поднимаются все выше и выше, выше желтой, словно кость, луны; вечер словно мерцает от их криков.

– Не смотри, не смотри, – твердит она себе, выдыхая облачка пара: в непрогретой машине холодно. Ладони вспотели и стали скользкими, и ей приходится вытереть их о джинсы, чтобы суметь повернуть ключ в замке зажигания. Двигатель оживает, и она задним ходом выезжает на дорогу; сердце гулко стучит.

Здесь нет уличных фонарей, и она включает дальний свет, спеша преодолеть извилистую дорогу. Она еле может дышать, пальцы впились в руль, будто когти. На каждом повороте ей мнится, что вот-вот фары выхватят что-то пугающее и потустороннее.