Fb2Книга: Василиса из рода Ягинь | страница 15
– Де-е-еньги! – напомнил филин. – Де-е-еньги!
– Де-деньги, – икнула василиса, виновато глядя на людей.
Стыдно ей было про деньги разговор заводить. Глядя на избушки старые, ставни не крашенные, платки застиранные да детей босоногих, неловко ей было деньги с людей брать.
– А, матушка, мы сейчас покумекаем с деревней. Авось че и насобираем! – подмигнул староста, уходя с мужиками.
– Сюда! – вел Матвей в сторону добротной избы с резными ставнями. В избе пахло щами и погребом. Словно открывали недавно.
– Вот, чем богаты! – развел руками Матвей, пока жена и дочь опасливо стояли в сторонке. – А ну быстро гостью накормить! Такую напасть извела, проголодалась, небось!
Молчаливая дочка зажгла свечки, а мать ставила горшок в печь, вытирая руки о фартук.
Похожи они с матерью были. Только одна замученная, рано постаревшая. А вторая болезная, хоть и молодая. Молодая все на василису косилась. Редко сюда чужаки захаживали.
Сразу видно было, что Матвей в доме хозяин. Слово его, как кулак по столу.
– Ты откуда такая нарисовалась? – спрашивал Матвей. – Маленькая да удаленькая! Нет, ну надо же! Всех гусей-лебедей перебить! Куда путь держишь?
Василиса безотрывно смотрела на дочку хозяина. Та молчала, а на голове у нее было много мелких косиц. Нехорошо это. Ой, не хорошо.
– Ты думаешь о том же, о чем и я? – негромко спросил филин, поглядывая на смущенную девку. – Хочешь сказать, у нас тут лябовь запечная?
Василиса не сводила глаз с девицы, притихшей в сторонке. А та, словно заметив ее взгляд, поспешила улечься на скамейку.
– Притомилась, гостья? – спросил Матвей, добродушно улыбнувшись. – Можешь спать! Лезь на печку! А мы работать! Вон, первые петухи уже кричат!
Василиса неловко полезла на печь, чувствуя идущее от нее тепло. Продавленная лежанка была мягче травы, а сбитая серая подушка, набитая душистыми травами напомнила ей о доме яги.
– Спи! Когда тебе еще доведется, как человеку поспать? – ухнул он, усаживаясь поудобней.
Василиса обняла свой посох и свернулась калачиком, проваливаясь в сон.
Проснулась она, а в избе было уже темно. Видимо, она проспала весь день! Печка остывала, заставляя ежиться. Филин дремал рядом, усевшись на снятый наплечник. Без кокошника голова казалась непривычно легкой. Василиса уже хотела слезть, как вдруг услышала то ли стон, то ли вздох. А потом скрип половиц.
Филин тут же открыл глаза, выглянув из-за занавески.
– Ухухушечки! – повернул филин голову. Василиса сглотнула и тоже отодвинула занавеску, которой спящие занавешивались.
В лунном свете на скамейке лежала девушка в одной рубахе. Лунная дорожка освещала избу, в который слышался забористый храп хозяина и жалобное посапывание хозяйки. Словно, она даже во сне жаловалась на судьбину бабью, горькую.