Fb2Книга: 1. Выход воспрещен | страница 7
Результат, лично для меня, был вполне предсказуем. Неизвестный минерал? Экспериментальный реактор? Е***ет! Сколько бы профессоров не утверждало, что «не должно».
И что, спросите вы? Е***ул, конечно же, в 1947-ом. Накрыло 548 225 километров квадратных. Породив аномальную зону, в которой изредка какое-нибудь дерево, набравшееся хрен-пойми-какого излучения, начинало ярко светиться. А затем, не выдержав, видимо, своей невдолбенной красоты, лопалось к чертовой бабушке, усыпая всю округу светящимися брусками древесины, каждый из которых был четко в форме параллепипеда. Маловато для катаклизма, да? Вот и люди так подумали. Радиации нет, иной отравы тоже, ой какой прикольный кусок дерева, ой, он мне в руку впитывается!
«Ой, мне что-то нехорошо. Пойду поваляюсь пару неделек, пока странная хрень меняет моё тело».
Оп! У меня способности! Я могу своей струей расколотить унитаз! У меня из жопы реактивная струя! Дорогая, я сделал детей зелеными! …и всё в таком духе.
Так вот, фиг с ней, с «Зарей», с Дремучим и прочими глобальными вещами. Всё дерьмо заварилось в этом мире с мелких происшествий, а именно – каждый тракторист понял, что имеет шанс научиться летать. Или стрелять лучами или управлять техникой… неважно. Да и хрен с ними, со способностями, одно только изменение организма от поганой светящейся деревяшки уже многое давало! Как в физических кондициях, так и в сопротивляемости чему угодно, от насморка до мандавошек. Не так, чтобы тетя Галя могла поднять жигуль или ходить голой по морозу, но более чем заметно. А Дремучий где? В Сибири, мать его.
И теперь представьте себе картину Репина маслом «Приплыли». Причем, картина была усугублена тем, что реактор «Зари» рванул в Сибири, а зон аномальных на планете возникло пять: кроме Дремучего еще были Западная Африка, Южная Америка, Канада и Австралия. Как? Я не знаю, но интересуюсь. Ты 548 225 квадратных километров в полной глуши никак забором не огородишь, хоть повесься.
Желающие летать трактористы устроили на планете такое, что даже сейчас, в 1991 году, когда всё это лет шесть как устаканилось, за что человечество заплатило реально огромную цену. Сиротские дома, типа того, выпускником которого я стану завтра, – часть этой цены.
Ладно, я особо-то про неогенов не знаю, не положено пока, потому как несмотря на внешность, силу и вес, у меня еще ничего не пробудилось, кроме чрезвычайно гнусной ухмылки, от которой и у товарища майора матка опускается, если я не в настроении. Может быть, не пробужусь или не пробудюсь вообще никогда, вот такой я специальный мальчик, потому как люто запаздываю в развитии по сравнению со своими однокашниками, в смысле другими неогенами.