Книга: Русская война. 1854 | страница 12

– В шашки их, оружие продадим англичанам! – крикнул он своим, а потом с разгона врезал мне в лицо правым ботинком. – Пся крев!

Ругательство на польском было последним, что я услышал. В себя пришел только на следующий день. Тошнило, хотелось пить и есть, но никто не обращал на меня внимания. Сидящие у костра убийцы обсуждали свои планы, и я постарался прислушаться и выяснить, что же происходит. Говорили они на русском, видимо, привыкли за десятилетия службы в императорской армии, так что я почти все понимал. Это действительно были поляки. Их командир оказался из тех, кто бунтовал еще в тридцать первом, был разбит, а потом прощен. Двадцать с хвостиком лет в армии и присяга перед царем ничего для него не изменили, и, как только представилась возможность, он подбил солдат на побег в лагерь союзников.

Тех же из их роты, кто не согласился на предательство, поляки просто перебили. Сначала они были готовы просто сменить сторону, но мой случайно попавшийся на пути обоз все изменил. Теперь дезертиры могли не просто поступить в чужую армию, но и выручить немало денег за наши ракеты. Достаточно, чтобы переехать в Париж или Лондон, пока Варшава не станет снова свободной. Меня же оставили в живых, чтобы я смог рассказать о технической новинке и помочь выручить за нее полную цену.

Чудесное попадание в другое время оказалось совсем не таким чудесным. Разве что мое пробуждение все-таки заметили, дали отпить пару глотков из фляги, а потом под очередное «пся крев» снова приголубили по голове. И опять я провалялся без сознания еще одну часть пути. Пришел в себя от встревоженных голосов. Поляки заметили впереди еще один отправленный на разведку отряд.

Двадцать человек, спешенные матросы с одного из кораблей Черноморского флота. Не знаю, как они тут очутились, но теперь дезертиры оказались перед выбором. Тихо уйти, бросив добычу, или дать бой. Решение, впрочем, было принято очень быстро: отказываться от денег, которые мои похитители уже считали своими, никто не собирался.

Они решили провернуть ту же схему, что и до этого с моим отрядом. Изобразить своих, потом расстрелять тех, кто будет наготове, и порубить остальных. Телеги заскрипели, двигаясь навстречу очередному побоищу, а я понял, что меня опять парализовало от страха. Тело отказывалось слушаться, а дезертиры уже успели издалека обменяться приветствиями с матросами.

– Ждем, стреляем вплотную, чтобы без сюрпризов, – чужой голос долетел через стенку телеги. Про меня все словно забыли.

Безвольный, избитый, в одиночку – что я могу сделать?