Книга: И хватит про любовь | страница 13

Первым, с грохотом опрокинув стул, встает – вернее, распрямляется во весь свой гигантский рост – и начинает аплодировать какой‐то молодой человек. За ним – и весь зал. “Браво!” – кричат в публике. “Спасибо!” – кричит молодой человек. Его зовут Ромен, Ромен Видаль. Он еще не знаком с Луизой и встретится с ней по‐настоящему много позже. Во Дворец правосудия он зашел из чистого любопытства, послушать, как соревнуются адвокаты. И еще не знает, что аплодирует своей жене.

А у Луизы только имя еврейское. Ее дед по отцу Робер Блюм, выходец из еврейской среды, но далекий от религии, женился на хорошенькой бретонке Франсуазе Ле Герек, Луизиной бабушке. При всей своей милоте она была святошей и обоих сыновей воспитала в католической вере, но толку вышло мало, потому что Огюстен Блюм, сомневавшийся, что можно ходить по водам и умножать хлебы, дал Луизе и ее сестре совершенно светское образование. И все‐таки Луиза довольно долго жила с мыслью о предке, чье имя она носила, этом еврейском деде с берлинскими корнями, уцелевшим после облавы на Вель д’Ив[5] и умершим, когда ей было всего восемь лет. Выступление на конкурсе Беррье было последней вспышкой этой национальной идентичности.

В три года Ив уже умел читать. Однажды мальчик заглянул через плечо деда в газету, которую тот читал, и спросил, что значит “Кеннеди”. В статье говорилось о кубинской революции. Дед тут же бросился к телефону – звонить дочери:

– Ты не поверишь! Ив, твой сын! Он умеет читать!

С тех пор на каждом семейном сборище, за столом, Ив, краснея от неловкости и опуская глаза, выслушивал рассказ о “деле Кеннеди” в исполнении преисполненной гордости матери.

Писать он научился позже. Ошибок почти не делал, но почерк у него был ужасный, буквы кривые. С двенадцати лет он постоянно таскал в кармане блокнот. И записывал в него то услышанную от кого‐нибудь фразу, то стихотворные строчки, то незнакомое слово. Страсть все заносить на бумагу так у него и осталась. В свое время он завел тетради, куда записывал собственные стихи и короткие рассказы. И только в тридцать два года, на другой день после рождения дочери, выкинул все эти первые опыты, накопившиеся за много лет. О чем ни разу не пожалел.

Ив Жанвье идет по Парижу с новым блокнотом в кармане. На этот раз легким, в черной кожаной обложке. Обычно такого хватает месяца на два. Проходя по острову Сите мимо цветочного рынка, он записывает несколько строчек мелким корявым почерком, так что сам потом еле разберет, перепечатывая их в компьютер:

В парке Фонтенбло прохожий останавливается около художника. Этот художник – Жан-Батист