Книга: Мои убийственные каникулы | страница 33
– Нет чтобы признаться, что ненавидишь это.
– Слово «ненавидеть» в моем классе недопустимо.
– Мы не у тебя в классе, – напоминаю я ей, хотя был бы не прочь полюбоваться ею перед второклашками. Сам не знаю, по какой причине…
– Мне нужна тренировка. – Она двигает в мою сторону кофейный столик, и я вижу полоски загорелой кожи у нее на плечах. Где еще подсмотреть ее загар: на бедрах, на груди? Точно не между ног… Опять я за свое! – Наверное, охотнику за головами полагается быть врединой. Ты тренируешь в себе это качество?
Я оставляю ее вопрос без ответа – главным образом потому, что яблочный запах становится все сильнее, мешая мне складывать звуки в слова.
– Тебе нравится твоя работа?
– Работа как работа.
– Грубая и страшная.
С этим не поспоришь. Я киваю, гадая, куда она клонит, и жду продолжения, как подсказки, что настал момент забросить ее на плечо, отнести в домик напротив и там велеть не трепыхаться.
– Тебе случалось отпускать того, кого ты выследил?
– Нет.
– Никогда?
– Однажды было дело… – Неужели я сказал это вслух? Не было у меня такого намерения. Я вообще не планировал болтовни, а собирался грубить, пока она не уйдет и не приступит к безопасному отдыху, подальше от расследования убийства. – Одного я все-таки отпустил.
– Правда? – шепчет она, как будто я поделился с ней большим секретом.
Мне куда привычнее оставаться одному. Я даже склонен к одиночеству, приветствую его. Но сейчас у меня, наверное, редкий момент слабости. Устал, должно быть, от ночного лазания по интернету. В итоге ловлю себя на том, что… болтаю с этой училкой. Долго, годами ни с кем так не болтал.
– Это была мамаша трех ребятишек. Она боялась прийти в суд в назначенный день, потому что отец ее детей тоже грозился туда явиться, чтобы устроить скандал, попытаться отнять у нее детей, заставить ее заплатить за то, что ушла. Кто-то донес на нее копам, но я ее пожалел.
– Как же ты с ней поступил?
– Никак. – Она так напряженно на меня смотрит, что я вынужден нарушить молчание. – Спрятал их в укромном месте. Не знаю, что с ними было потом.
Оттенок ее зеленых глаз меняется, становится мягче. Теперь это какие-то джунгли, и я невольно придвигаюсь ближе к ней, чтобы разобраться в этой перемене. Почему она так на меня смотрит? Я изображаю бесчувственность и пренебрежение, чтобы ей было со мной неприятно.
– Каково это – учить? – ворчливо спрашиваю я, чтобы перенести внимание с себя на нее, а не потому, что она мне интересна.
– Мне очень нравится, – отвечает она тихо. – Даже необходимость сдавать в полицию учеников, уклоняющихся от явки в суд, для меня не помеха.