Книга: Алая сова Инсолье | страница 24

Он молол что попало с явным удовольствием и под эту неумолчную болтовню впихивал в меня ложку за ложкой. Бульон, горькое снадобье, снова бульон, какую-то соленую пилюлю, которую опять же пришлось заедать куриным супом.

– Сейчас заснете, и будьте добры, спите как минимум двенадцать часов. Этого времени как раз хватит, чтобы прибить одну мелкую нечисть. А то я обещал местным придуркам найти настоящего виновника, сожравшего парочку коров и пьяниц. Вовремя вы тут появились со своей свинкой, нечего сказать. Кстати, знаете, сколько стоит ваша жизнь? Две серебряные монеты. Это цена наемника, который сможет избавить от пожирателя скота.

– Знаю. – Как ни странно, после борьбы с горечью и пищей мне стало легче дышать и говорить. – Я хотела их заработать, но не вышло. Спасибо.

– То есть вы шли в город, чтобы наняться убивать нечисть, а в результате вас едва не пришибли, приняв за нее саму? – развеселился головорез. – Забавно, разве нет?

Инсолье

В этом было какое-то странное, я бы даже сказал, извращенное удовольствие. С одной стороны, я действительно отдавал долг – так что, даже будь я светлым, совесть была бы чиста. С другой стороны, вот она – ненавистный враг, храмовая святая, из-за которой вся моя жизнь полетела под откос. Это ведь она раскусила мою маскировку и натравила остальных сов.

А теперь? Беспомощная, слабая, истекающая кровью. В моих руках.

Тощая, как не знаю кто. Нет, в самом деле, под платьем, пусть уже обтрепанным и пыльным, но все еще достаточно пышным, незаметно, что от святой сволочи действительно остались одни кости. Хотя какие это кости – косточки. Одно движение рукой – и я услышу их треск. М-м-м… как будто держишь в ладонях что-то крохотное, слышишь его быстрое сердцебиение. Так и хочется сжать эту маленькую жизнь, почувствовать, как она бьется в последний раз и затихает.

Но лапу какому-то особо рьяному нападающему эта птичка отрубила. Чем, кинжалом? Да и вообще, там, на площади, толпа не просто так ярилась – всем прилетело. Святая не собиралась сдаваться без крови.

Тем страннее и необычнее было держать ее сейчас вот так – крепко и осторожно. Чтобы и не вырвалась, и не причинила себе вреда. Кожа вблизи очень белая, полупрозрачная – видно, как трепещет на шее тонкая жилка. Так бы и впился зубами изо всех сил, раня и разрывая. Темно-алая кровь всегда прекрасно смотрелась на этой бледной коже.

А из-под повязки край ожога – свежего, но заживающего. Будет некрасивый рубец… Точнее, это другие могут подумать, что некрасивый. Мне кажется, что багровый росчерк поперек одухотворенного тонкого лица как раз завершает картину и делает ее правильной. Идеальный образ святой мученицы, достойной быть запечатленной на какой-либо картине. Жаль, что я не умею рисовать. Но это не значит, что я не смогу как-нибудь воплотить это в реальности.