Книга: Наследие | страница 11

Первой остановкой стал Шуайбинь – бывший Уссурийск. На вокзале немногие пассажиры сошли, зато подвалило народу в вагоны четвёртого, третьего и второго класса. Младпом машиниста подвёл к тендеру обледенелый хобот водяной колонки, стал заливать. Старпом насадил на квадригу увесистый колосниковый ключ, повернул, сбрасывая шлак из печи в поддон.

– Масло прокачай! – распорядился машинист.

– Сделаем!

На груди у машиниста заговорил в балаболе начальник поезда:

– Из Ши-Хо контейнер ломтей примите.

– Есть!

Машинист зашёл в кочегарню, где Жека и Гера закусывали, сидя на откидной лавке и разложив свои дорожные тормозки.

– За контейнером в iron maiden! – приказал машинист.

Кочегары убрали еду, дожёвывая, спустились на платформу. В отличие от заснеженной владивостокской она была чисто выметена.

– Постоять придётся, – сказал машинист китайцу в форме ЖД КНР, маячившему возле паровоза с красным флажком в руке.

Тот кивнул.

Тем временем из Ши-Хо электропогрузчик вытащил контейнер с накромсанной парной человечиной и повёз по перрону к паровозу. А к серому вагону без окон подогнали новую партию арестованных. Конвой построил их, приказал рассчитаться по номерам.

– Тридцать четыре, – доложил начальник конвоя капитану Ли и засветил голограмму.

– Что-то многовато для такой деревни, – недовольно поскрёб щёку Гузь.

– Работа смелого боится, – произнёс Ли китайскую пословицу.

– У нас – наоборот. – Гузь сплюнул на чистый перрон. – Смелый боится работы, а дурак её ищет.

– Потому что вы, русские, Конфуция не читали.

– И не прочтём. – Гузь высморкался на перрон и скомандовал начальнику китайского конвоя. – Пошёл!

Арестованных по очереди бегом погнали в вагон.

Под контролем кочегаров вокзальный электропогрузчик поднял и опрокинул контейнер с человечиной в ломтевой отсек паровоза.

– Свежатина, – сощурился Жека. – У СБ контора работает, ебать мой лысый череп.

– Даром свой хлеб не едят, – произнёс Гера, закуривая.

Он был антиподом своего напарника во всём. Бритоголовый, с промятым мясистым лицом Жека, бывший зэк, трижды отсидевший за воровство и изнасилование, говорил в основном на фене, верил в “рок” и в “ситуацию” и в то, что пять юаней лучше, чем четыре; ни дома, ни семьи не имел и подворовывал при любом удобном случае.

Поджарый, с правильными чертами всегда серьёзного лица с офицерскими усиками Гера, бывший штабс-капитан ВДВ ДР, разжалованный во время войны сперва в солдаты за “бунт против штабных бездарей”, а потом и вовсе комиссованный по ранению, верил в православного Бога, имел жену во Владивостоке и сына в Пекине, говорил на старомодном русском, был честен до идиотизма, непримирим к врагам и нетерпим к несправедливости. Иссык-Кульский мирный договор он презирал, считая предательством. Кочегаром пошёл работать “из принципа”. Да и платили на ЖД после войны неплохо.