Книга: Скитальцы. Пьесы 1918–1924 | страница 13
Та же комната. Прошло всего несколько мгновений.
Эдмонд- Смерть… Это – смерть. Вот это – смерть…
- (Медленно привстает.)
- В тумане
- дрожит пятно румяное… Иначе
- быть не могло… О чем же я при жизни
- тревожился? Пятно теперь яснее.
- Ах! Это ведь пылающий провал
- камина… Да, – и отблески летают.
- А там в углу – в громадном смутном кресле —
- кто там сидит, чуть тронутый мерцаньем?
- Тяжелый очерк выпуклого лба;
- торчащая щетина брови; узел
- змеиных жил на каменном виске…
- Да полно! Узнаю! Ведь это…
- Эхо
- твоих предсмертных мыслей…
- Гонвил, Гонвил, —
- но как же так? Как можешь ты быть здесь, —
- со мною, в смерти? Как же так?..
- Мой образ
- продлен твоею памятью за грань
- земного. Вот и все.
- …Но как же, Гонвил:
- вот комната… Все знаю в ней… Вон – череп
- на фолианте; вон – змея в спирту,
- вон – скарабеи в ящике стеклянном,
- вон – брызги звезд в окне, – а за окном, —
- чу! слышишь, – бьют над городом зубчатым
- далекие и близкие куранты;
- скликаются, – и падает на дно
- зеркальное червонец за червонцем…
- Знакомый звон… И сам я прежний, прежний, —
- порою только странные туманы
- проходят пред глазами… Но я вижу
- свои худые руки, плащ и сборки
- на нем, – и даже вот – дыру: в калитку
- я проходил, – плащом задел цветок
- чугунный на стебле решетки… Странно, —
- все то же, то же…
- Мнимое стремленье,
- Эдмонд… Колеблющийся отзвук…
- Так!
- Я начинаю понимать… Постой же,
- постой, я сам…
- …Жизнь – это всадник. Мчится.
- Привык он к быстроте свистящей. Вдруг
- дорога обрывается. Он с края
- проскакивает в пустоту. Ты слушай,
- внимательно ты слушай! Он – в пространстве,
- над пропастью, – но нет еще паденья,
- нет пропасти! Еще стремленье длится,
- несет его, обманывает; ноги
- еще в тугие давят стремена,
- глаза перед собою видят небо
- знакомое. – Хоть он один в пространстве,
- хоть срезан путь… Вот этот миг, – пойми,
- вот этот миг. Он следует за гранью
- конечною земного бытия:
- скакала жизнь, в лицо хлестала грива,
- дул ветер в душу – но дорога в бездну
- оборвалась, – и чем богаче жизнь,
- чем конь сильней —
- – тем явственней, тем дольше
- свист в пустоте, свист и размах стремленья,
- не прерванного роковым обрывом, —
- да, понял я… Но – пропасть, как же пропасть?
- Паденье неизбежно. Ты внезапно
- почувствуешь под сердцем пустоту
- сосущую, и, завертевшись, рухнет
- твой мнимый мир. Успей же насладиться
- тем, что унес с собою за черту.
- Все, что знавал, что помнишь из земного, —
- вокруг тебя и движется земными
- законами, знакомыми тебе.
- Ведь ты слыхал, что раненый, очнувшись,
- оторванную руку ощущает
- и пальцами незримыми шевелит?
- Так мысль твоя еще живет, стремится, —
- хоть ты и мертв: лежишь, плащом покрытый;
- сюда вошли; толпятся и вздыхают;
- и мертвецу подвязывают челюсть…
- А может быть, и больший срок прошел —
- ведь ты теперь вне времени… Быть может,
- на кладбище твой Гонвил смотрит молча
- на плоский камень с именем твоим.
- Ты там, под ним, в земле живой и сочной;
- уста гниют, и лопаются мышцы,
- и в трещинах, в глубокой черной слизи
- шуршат, кишат белесые личинки…
- Не все ль равно? Твое воображенье,
- поддержанное памятью, привычкой,
- еще творит. Цени же этот миг,
- благодари стремительность разбега…
- Да, мне легко… Покойно мне. Теперь
- хоть что‐нибудь я знаю точно, – знаю,
- что нет меня. Скажи, мое виденье,
- а если я из комнаты твоей —
- стой! сам скажу: куранты мне напели:
- все будет то же, встречу я людей,
- запомнившихся мне. Увижу те же
- кирпичные домишки, переулки,
- на площади – субботние л<о>тки
- и циферблат на ратуше. Узнаю
- лепные, величавые ворота;
- в просвете – двор широкий, разделенный
- квадратами газона; посередке
- фонтан журчащий в каменной оправе
- и на стенах пергаментных кругом
- узорный плющ; а дальше – снова арка,
- и в небе стрелы серого собора,
- и крокусы вдоль ильмовых аллей,
- и выпуклые мостики над узкой
- земною рéчонкой, – все узнаю, —
- а на местах, мной виденных не часто
- ил<ь> вовсе не замеченных, – туманы,
- пробелы будут, как на старых картах,
- где там и сям стоит пометка: Terra
- incognita9. Скажи мне, а умерших
- могу я видеть?
- Нет. Ты только можешь
- соображать, сопоставлять явленья
- обычные, понятные, земные, —
- ведь призраков ты не встречал при жизни…
- Скажи, кого ты вызвать бы хотел?
- Не знаю…
- Нет, подумай…
- Гонвил, Гонвил,
- я что‐то вспоминаю… что‐то было
- мучительное, смутное… Постой же,
- начну я осторожно, потихоньку, —
- я дома был, – друзья ко мне явились,
- к дубовому струился потолку
- из трубок дым, вращающийся плавно.
- Все мелочи мне помнятся: вино
- испанское тепло и мутно рдело.
- Постой… Один описывал со вкусом,
- как давеча он ловко ударял
- ладонью мяч об каменные стенки;
- другой втыкал сухие замечанья
- о книгах, им прочитанных, о цифрах
- заученных – но желчно замолчал,
- когда вошел мой третий гость – красавец
- хромой, – ведя ручного медвежонка
- московского, – и цепью зверь ни разу
- не громыхнул, пока его хозяин,
- на стол поставив локти и к прозрачным
- вискам прижав манжеты кружевные,
- выплакивал стихи о кипарисах.
- Постой… Что было после? Да, вбежал
- еще один – толстяк в веснушках рыжих —
- и сообщил мне на ухо с ужимкой
- таинственной… Да, вспомнил все! Я несся,
- как тень, как сон, по переулкам лунным
- сюда, к тебе… Исчезла… как же так?..
- …она всегда ходила в темном. Стелла…
- мерцающее имя в темном вихре,
- души моей бессонница…
- Друг друга
- любили вы?..
- Не знаю, было ль это
- любовью или бурей шумных крыльев…
- Я звездное безумие свое,
- как страшного пронзительного бога
- от иноверцев, от тебя – скрывал.
- Когда порой в тиши амфитеатра
- ты взмахивал крылатым рукавом,
- чертя скелет на грифеле скрипучем,
- и я глядел на голову твою,
- тяжелую, огромную, как ноша
- Атланта, – странно было думать мне,
- что ты мою бушующую тайну
- не можешь знать… Я умер – и с собою
- унес ее. Ты так и не узнал…
- Как началось?..
- Не знаю. Каждый вечер
- я приходил к тебе. Курил, и слушал,
- и ждал, томясь, – и Стелла проплывала
- по комнате, и снова возвращалась
- к себе наверх по лестнице витой,
- а изредка садилась в угол с книгой,
- и призрачная пристальность была
- в ее молчаньи. Ты же, у камина
- проникновенно пальцами хрустя,
- доказывал мне что‐нибудь, – «Systema
- Naturae»10 сухо осуждал… Я слушал.
- Она в углу читала, и когда
- страницу поворачивала, в сердце
- моем взлетала молния… А после,
- придя домой, – пред зеркалом туманным
- я длительно глядел себе в глаза,
- отыскивал запечатленный образ…
- Затем свечу, шатаясь, задувал,
- и до утра мерещилось мне в бурях
- серебряных и черных сновидений
- ее лицо склоненное, и веки
- тяжелые, и волосы ее,
- глубокие и гладкие, как тени
- в ночь лунную; пробор их разделял,
- как бледный луч, и брови вверх стремились
- к двум облачкам, скрывающим виски…
- Ты, Гонвил, управлял моею мыслью;
- отчетливо и холодно. Она же
- мне душу захлестнула длинным светом
- и ужасом немыслимым… Скажи мне,
- смотрел ли ты порою, долго, долго,
- на небеса полночные? Не правда ль,
- нет ничего страшнее звезд?
- Возможно —
- но продолжай. О чем вы говорили?
- …Мы говорили мало… Я боялся
- с ней говорить. Был у нее певучий
- и странный голос. Английские звуки
- в ее устах ослабевали зыбко.
- Слова слепые плыли между нами,
- как корабли в тумане… И тревога
- во мне росла. Душа моя томилась:
- там бездны раскрывались, как глаза…
- Невыносимо сладостно и страшно
- мне было с ней, и Стелла это знала.
- Как объясню мой ужас и виденья?
- Я слышал гул бесчисленных миров
- в ее случайных шелестах. Я чуял
- в ее словах дыханье смутных тайн,
- и крики, и заломленные руки
- неведомых богов! Да, – шумно, шумно
- здесь было, Гонвил, в комнате твоей,
- хоть ты и слышал, как скребется мышь
- за шкафом, и как маятник блестящий
- мгновенья костит… Знаешь ли, когда
- я выходил отсюда, ощущал я
- внезапное пустынное молчанье,
- как после оглушительного вихря!..
- Поторопи свое воспоминанье,
- Эдмонд. Кто знает, может быть, сейчас
- стремленье жизни мнимое прервется, —
- исчезнешь ты, и я – твой сон – с тобою.
- Поторопись. Случайное откинь,
- сладчайшее припомни. Как признался?
- Чем кончилось признанье?
- Это было
- здесь, у окна. Мне помнится, ты вышел
- из комнаты. Я раму расшатал,
- и стекла в ночь со вздохом повернули.
- Все небо было звездами омыто,
- и в каменном туманном переулке,
- рыдая, поднималась тишина.
- И в медленном томленьи я почуял,
- что кто‐то встал за мною. Наполнялась
- душа волнами шума, голосами
- растущими. Я обернулся. Близко
- стояла Стелла. Дико и воздушно
- ее глаза в мои глядели, – нет,
- не ведаю, – глаза ли это были
- иль вечность обнаженная… Окно
- за нами стукнуло, как бы от ветра…
- Казалось мне, что, стоя друг пред другом,
- громадные расправили мы крылья,
- и вот концы серпчатых крыльев наших, —
- пылающие длинные концы —
- сошлись на миг… Ты понимаешь, – сразу
- отхлынул мир; мы поднялись; дышали
- в невероятном небе, – но внезапно
- она одним движеньем темных век
- пресекла наш полет, – прошла. Открылась
- дверь дальняя, мгновенным светом брызнув,
- закрылась… И стоял я весь в дрожаньи
- разорванного неба, весь звенящий,
- звенящий…
- Так ли? Это все, что было,
- один лишь взгляд?
- Когда бы он продлился,
- душа бы задохнулась. Да, мой друг, —
- один лишь взгляд. С тех пор мы не видались.
- Ты помнишь ведь – я выбежал из дома,
- ты из окна мне что‐то крикнул вслед.
- До полночи по городу я бредил,
- со звездами нагими говорил…
- Все отошло. Не выдержал я жизни,
- и вот теперь —
- Довольно!
- – я за гранью
- теперь, – и все, что вижу —
- Я сказал:
- довольно!
- Гонвил, что с тобой?..
- Я долго
- тебя морочил – вот и надоело…
- Да, впрочем, ты с ума сошел бы, если
- я продолжал бы так шутить… Не яду
- ты выпил – это был раствор безвредный:
- он, правда, вызывает слабость, смутность,
- колеблет он чувствительные нити,
- из мозга исходящие к глазам, —
- но он безвреден… Вижу, ты смеешься?
- Ну что ж, я рад, что опыт мой тебе
- понравился…
- Ах, милый Гонвил, – как же
- мне не смеяться? Посуди. Ведь – это
- я сам сейчас придумываю, сам!
- Играет мысль моя и ткет свободно
- цветной узор из жизненных явлений,
- из случаев нежданных – но возможных,
- возможных, Гонвил!
- Это бред… Очнись!
- Не думал я… Как женщина, поддался…
- Поверь, – ты так же жив, как я, и вдвое
- живуче…
- Так! Не может быть иначе!
- В смерть пролетя, моя живая мысль
- себе найти старается опору, —
- земное объясненье… Дальше, дальше,
- я слушаю…
- Очнись! Мне нужно было,
- чтоб спотыкнулся ты, весь ум, всю волю
- я приложил… Сперва не удавалось, —
- уж мыслил я: «В Милане мой учитель
- выкалывал глаза летучей мыши —
- затем пускал – и все же при полете
- она не задевала тонких нитей,
- протянутых чрез комнату: быть может,
- и он мои минует нити». Нет!
- Попался ты, запутался!..
- Я знаю,
- я знаю все, что скажешь! Оправдать,
- унизить чудо – мысль моя решила.
- Но подожди… в чем цель была обмана?
- А, понял! Испытующая ревность
- таилась под личиной ледяной…
- Нет, – погляди, как выдумка искусна!
- Напиток тот был ядом в самом деле,
- и я в гробу, и все кругом – виденье, —
- но мысль моя лепечет, убеждает:
- нет, нет, – раствор безвредный! Он был нужен,
- чтоб тайну ты свою открыл. Ты жив,
- и яд – обман, и смерть – обман, и даже —
- – А если я скажу тебе, что Стелла
- не умерла?
- Да! Вот она – ступень
- начальная… Ударом лжи холодной
- ты вырвать мнил всю правду у любви.
- Подослан был тот, рыжий, твой приятель,
- ты мне внушил – сперва чужую смерть,
- потом – мою, – чтоб я проговорился.
- Так, кончено: подробно восстановлен
- из сложных вероятностей, из хитрых
- догадок, из обратных допущений
- знакомый мир… Довольно, не трудись, —
- ведь все равно ты доказать не можешь,
- что я не мертв и что мой собеседник
- не призрак. Знай, – пока в пустом пространстве
- еще стремится всадник, – вызываю
- возможные виденья. На могилу
- слетает цвет с тенистого каштана.
- Под муравой лежу я, ребра вздув,
- но мысль моя, мой яркий сон загробный,
- еще живет, и дышит, и творит.
- Постой, – куда же ты?
- А вот сейчас
- увидишь…
- (Открывает дверь на лестницу и зовет.)
- Стелла!..
- Нет… не надо… слушай…
- мне почему‐то… страшно… Не зови!
- Не смей! Я не хочу!..
- Пусти, – рукав
- порвешь… Вот сумасшедший, право…
- (Зовет.)
- Стелла!..
- А, слышит: вниз по лестнице легко
- шуршит, спешит…
- Дверь, дверь закрой! Прошу я!
- Ах, не впускай. Дай продумать… Страшно…